— Неважно. Это давняя история, пусть в прошлом и остаётся. И вообще, не сбивай меня с мысли; Юнаро — это ещё не главное.
— Мальчишка, — я укоризненно качнула головой, в ответ на что он легко рассмеялся и, выпустив меня из объятий, обернулся к подошедшему очень мрачному мужчине преклонных лет — видимо, тому самому начальнику станции.
Кажется, слова про «с ума схожу» не были метафорой.
Сейчас я стоял в ванной перед зеркалом и сколупывал с физиономии ошмётки пластыря, оценивая степень повреждений собственного фасада. Что россыпи гематом по всему телу превратились в едва заметные чуть желтоватые пятна, я отметил ещё утром, а вот рассечённую бровь проинспектировал только сейчас. И в очередной раз с удовлетворением отметил: доктор Гольдштейн свою работу знает.
— Честно говоря, ты — единственный из моих сыновей, за выбор которого я была спокойна, — хмыкнула она. — В том смысле, что если бы ты решил вдруг остановиться на одной женщине, ты бы ни за что не повёлся на пустую обёртку. Потому что выбирал бы не головой или другими не предназначенными для этого частями тела, а сердцем и душой. Володька вполне мог найти себе красивую стерву, Семён… этот вообще что угодно мог отчебучить, и тот факт, что ему попалась именно Рури, можно считать чистой воды везением и игрой случая. Так что я буду очень рада познакомиться с этой Юнаро не только заочно.