Алину затошнило еще больше. Судя по бледным лицам однокурсников, им лицезрение нежити тоже не доставляло удовольствия.
– Не злись на него, – сказал он насмешливо, – у него своя женщина рядом. Он, наверное, забыл обо всем.
Его пальцев касаются, осторожно, будто опасаясь, легко, почти ласково гладят, тут же отдергивают руку.
– Жалко, – говорит она, сжимая кинжал, и дракон берет ее руку и помогает разрезать свою ладонь. Тася закусывает губу, ахает, а Энтери капает кровью в жертвенную чашу и смотрит, как жена доливает масла в углубление, зажигает ароматические палочки, что-то шепчет богине тихо.
Промучавшись до восхода солнца, Люк все-таки напился и вырубился. И проснулся, к своему удивлению, только через сутки, ранним утром субботы. То ли алкоголь был слишком мозгодробительным, то ли организм понял, что есть возможность отдохнуть от нервотрепки последнего месяца.
Ненависть стала не просто осязаемой – она давила на Ангелину плитой, и, если бы не сидящий рядом Нории, ее бы, наверное, разорвали тут же. Но нужно говорить прямо. Здесь и сейчас нельзя использовать обтекаемые фразы и дипломатию, нужно выпустить гнойник, дать им возможность пройти пик эмоций.