Он был такой большой, что ее макушка не доставала ему до плеч, и осторожно обнимал ее, поглаживая по спине своей лапой, и Алине казалось, что ноги ее не касаются пола. Было так хорошо, что она уткнулась ему в грудь и просто позволила вести себя под хриплый голос певца, то почти шепчущий – нежно, ласково, – то громко, надрывно и мощно поющий о первой любви. И было даже немного страшно поднять глаза, потому что она чувствовала, как объятья становятся все сильнее и как ведущий в танце Ситников почти незаметно касается ее волос губами.
Ложа всё тряслась, хотя хлопки уже стихли, раскачивалась на потолке огромная люстра, начали падать ледяные статуи, разъезжаться, дребезжа, столы с закусками, и стало понятно, что содрогается весь зал. Гости застыли, не понимая, что происходит, и тут пол посреди зала вспучился горбом, пошел волной, начал осыпаться в крутящийся чернотой водоворот.
Сам воин-дракон не мог ненавидеть. Ненависть его за много веков перегорела в каменном плену в попытках справиться с безумием, да и видел Чет, в отличие от других драконов, что современный Рудлог – совсем другой мир, где никто не помнил о совершенном преступлении.
– Я предпочитаю спать с женщинами, – пророкотал дракон совсем близко, так что она замерла, наклонился, мимолетно и мягко скользнул губами по ее щеке, шее, провел, едва касаясь, рукой по спине. И отступил. И хорошо, что отступил. Потому что Ангелина едва сдержалась.
– Женщина, – произнес он строго и глухо, разматывая жену из ее цветных тряпок, – ты так хорошо молчала все утро. Ну вот, а я уже и забыл с этой работой, какая ты красивая.