Аплодисментов не было, только восхищенное: «О-о-о!»
Сошлись. Без особой ловкости: сгребли друг дружку, потискали, детина изловчился, напрягся, сдавил противника, хакнул и шваркнул оземь. Мужик в черной рубахе плюхнулся всей спиной, как опрокинутая тумбочка, но поднялся сам, кряхтя, застегнул пояс, забрал сапоги и свалил. Застеснялся, должно быть.
– Чаво? – от удивления Трещок даже протрезвел немного.
Большой крепостью был кремль. Он, как узнал Духарев, мог при необходимости вместить всех жителей города и выселок. Вместить-то мог, но пришлось бы тесниться. Впрочем, это мало кого смущало. Жить захочешь – потеснишься! Общественные припасы тоже хранились в кремле. На случай осады – и у княжьего наместника под присмотром!
– Язычники знают, что Христос против насилия, и думают, что наш Бог слабее их идолов. Сильного из наших они могут убить, слабого обратят в холопы. Мы, христиане, все безродные. А если кто из сильного рода захочет креститься, родовичи ему не дают. А кто не послушается, того убьют или изгоем объявят. А изгой для всякого – легкая добыча.