В-третьих, его столь эмоциональная речь по поводу возможного раздела России — о чем собственно свидетельствует и что должна была мне продемонстрировать? Может быть то, что у меня есть союзник? А если так, то союзник против кого? Или против чего? Он сам по себе или за ним какие-то спецслужбы? Например, сербские?
Возникла пауза, и я лихорадочно разрывался между желанием расхохотаться или покрыть его венценосное величество многоэтажным загаром. Разговор явно смещался в эмоциональную сторону. Вот тут нужно быть очень осторожным и внимательным к словам. Я совершил этот дикий вояж не для того, чтобы он меня тупо выгнал из поезда. Поэтому стараюсь аккуратно, но в то же время продолжаю раскачивать его эмоционально.
Гигант ухмыльнулся и подкрутил свой длинный ус.
Лукомский натурально разыграл праведный гнев.
— А вот по законам революционного времени и расстреляют. И разбираться не будут. После победы революции стольких будут расстреливать, что там, — он махнул рукой куда-то в сторону Таврического сада, — даже колебаться никто не будет на наш счет!
— Кому это я нужен? — сварливо интересуюсь.