— Пойдемте, Александр Петрович, прогуляемся. Здесь не место для подобных разговоров.
Толпа завернула с Большого проспекта на Шестую линию и двинулась к набережной. Идущие шумели, выкрикивали лозунги о революции, и Егорка выкрикивал вместе со всеми. Батя пытался ему объяснить, что значит это слово «Революция», но не слишком преуспел в этом, постоянно сбиваясь на какие-то конкретные обиды и желания. Наиболее понятно объяснил революцию закадычный друг Матвей, который определил ее так: «Будем сами делить хлеб по справедливости». Впрочем, сам Егор для себя слово «Революция» определял как праздник вседозволенности и очень радовался тому, что революция продолжается.
— Не позволю, — отрезал Кутепов. — Вашими стараниями боевая рота превратилась в стадо баранов! Где дисциплина? Где исправные пулеметы? Где, я вас спрашиваю?
— И что вы предлагаете собственно? — Керенский был традиционно раздражен тем, что его перебили, и считал нужным это продемонстрировать окружающим. — Какие меры вы, Михаил Владимирович, предлагаете, помимо обращения к союзникам?
Пуля сбила папаху с головы Ходнева, а кто-то из пулеметчиков от неожиданности вдавил гашетку «Максима». Полковник опрометью бросился ничком на снег и лишь пули заплясали у него над головой с обеих сторон, басовитым гулом и визгом разрезая морозный воздух и выбивая искры из мостовой.
Генерал-лейтенант Лукомский. Генерал-лейтенант Кондзеровский».