— Я согласен! Стойте!!! — Слышу я свой крик и чувствую, как горячая кровь стекает по кистям моих рук из ран на запястьях. Тяжелые алые капли падают на плитку пола свидетельствуя, что металл наручников прочнее слабой плоти. — Я согласен…
На цветущий край наползает тьма. Солнце тонет во мраке небес. Черный пепел начинает свой танец, напоминая собой адскую метель. Бесконечные караваны машин, гигантские пробки, бредущие между неподвижными автомобилями тысячи и тысячи беженцев, спешащих убраться подальше от гнева разозленной планеты. С крыш машин или других возвышенностей к толпе взывают новоявленные пророки, верные своему долгу священники и просто сумасшедшие, коих в этот день появилось невообразимое количество.
Николай судорожно втянул воздух в легкие.
Последнее, что я увидел в этот день, была цифра «1» на борту капсулы. Я еще успел подумать, что на моей номера нет, и провалился в омут забытья…
— «…Видя, что Государь Император полон решимости защитить народ Свой, подлые изменники нанесли народу нашему удар в спину и решили помешать Государю Императору Николаю Александровичу подписать повеление о даровании верным своим подданным давно и горячо ожидаемых в народе законов…»
Комплекс неполноценности довлел над молодым Государем. Он боялся что-то сделать не так, совершить что-то, что нарушит какую-то глубинную и часто совсем не понятную ему истину, какую-то святость и незыблемость самодержавной власти, которую его царственный отец завещал ему беречь. Вот эта боязнь невыгодно выглядеть в глазах народа и истории на фоне могучей во всех смыслах фигуры Александра III просто лишала его всякой независимости и самостоятельности в суждениях. Особенно в первые годы царствования.