Я кивнул и обратился к бывшим моим конвоирам.
— А можешь меня взять с собой? Ну, хоть одним глазочком на него посмотреть охота!
Внизу проплывал февраль 1917 года. Заснеженные поля чередовались с черными массивами лесов. Иногда в это чередование разбавляли русла покрытых льдом рек или проплешины деревень. Попадались и города. Хотя, по меркам двадцать первого века такие населенные пункты тянули скорее на гордое наименование «поселок городского типа». Застроенные, в основном, малоэтажными домами и тем, что в советские времена именовалось «частным сектором» — множеством небольших, как правило, деревянных строений. Но вот церквей было значительно больше.
На площади перед зданием Ставки было малолюдно. Часовые, патруль да несколько офицеров, спешащих по каким-то явно служебным делам. С неба срывался снег, и его белые колючки ледяной ветер швырял прямо в лицо. Погода явно не располагала к прогулкам на свежем воздухе. Ночь, которая венчала собой такой безумный день, явно близилась к своему завершению.
Беррингтон остановил свою речь и стоял тяжело дыша. Глаза его горели огнем.
На площади раздались винтовочные выстрелы, заржала раненная лошадь, а в кабинете генерала Беляева брызнуло, разлетаясь осколками оконное стекло…