Кованько с живейшим интересом посмотрел на меня. Очевидно то, как я буду выкручиваться, его весьма и весьма занимало. Не буду же я Горшкову рассказывать все то, что я наговорил про Императора самому генералу.
…- Полковник, разумеется, мне известно о запрете на полеты с лицами Императорской Фамилии на борту. И, конечно, мне известна причина появления этого распоряжения. Более того, я сам одобряю это предписание. Причем не столько вследствие заботы о безопасности членов Императорского Дома, сколько из-за того, что это распоряжение не позволяет ради всякого рода увеселительных вояжей отвлекать наших пилотов во время их боевой работы. Поэтому я, как человек военный, поддерживаю быстрый и строгий запрет на воздушные катания, который последовал немедленно после первого же случая праздных воздушных прогулок на боевом аэроплане. Война не место для светских раутов и прочих экскурсий, в этом мое глубокое убеждение.
Враги народа обманом и подкупом подняли в Петрограде антинародный мятеж, цель которого свергнуть Государя нашего и не допустить принятия Императором народных законов. Враги всего русского, при содействии германского Генерального Штаба, они подкупили предателей среди руководства распущенной Императором Государственной Думы, а также некоторых изменивших присяге генералов.
«Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 чел. всадников при 13 пулеметах и 12 орудиях с 80 патронами всего. Положение до чрезвычайности трудное».
— Сейчас ты подойдешь к двери и крикнешь, что ты требуешь отречения Императора. Пусть ему передадут.