Внезапно Тимофей услышал какой-то новый звук, основательно забытый за эти несколько дней.
Кирпичников сплюнул, слушая восторженные и пьяные крики собравшихся на площади солдат. Среди общего гула были слышны отдельные возгласы: «Бей немецких шпионов!», «Пустить красного петуха!», «Революция!» и разговоры о том, что таком большом и богатом доме наверняка нужно восстановить социальную справедливость трудовому элементу.
Неопределенно развожу руками и, чокнувшись с Толиком, вливаю коньяк в рот. Залпом. Без всяких там церемоний и прочего гурманства.
— Мы отсюда выйдем героями. Он вынужден будет отречься, а вся эта публика, — Тимофей указал на оцепившие дворец войска, — не тронут нас после этого. Мы их своей волей и своей решимостью просто раздавим. Да и вообще — дворец огромен, комнат в нем — тыщи, да и парк вокруг, все оцепить у них не получится. Нет у них столько войск. Где-нибудь найдем щель. Или прикинемся раненными, тут же госпиталь великий князюшка устроил, кость народу, кровь на фронтах проливающему решил бросить, добреньким казаться! Ничего, прольем мы еще кровушку, ох прольем…
«У аппарата Великий Князь Михаил Александрович».
Ходнев продолжал игнорировать вновь прибывшего и смотрел на Мазайкова, ожидая ответа на свой вопрос. Тот явно стушевался.