Четверть десятого. Если только он не начинает работать очень поздно, то я его пропустила. Дождь усилился, а мне не хочется бесцельно болтаться по Лондону весь день. Из денег у меня только десятка, которую я одолжила у Кэти, и мне надо на нее продержаться, пока я не наберусь смелости взять взаймы у матери. Я спускаюсь по лестнице, собираясь перейти на другую платформу по подземному переходу, чтобы вернуться в Эшбери, и тут замечаю Скотта, который торопливо отходит от газетного киоска напротив входа на станцию, закрывая лицо поднятым воротником.
Я выжимаю полотенце над раковиной и пускаю холодную воду, чтобы ополоснуть руки. Моя сумка лежит в углу в паре футов от меня. Я делаю движение в ее сторону, но Скотт поднимает на меня глаза, и я замираю на месте. Я стою, опираясь о столешницу, вцепившись руками в ее край для уверенности. И спокойствия.
Я почти всю ночь пролежала с открытыми глазами возле его горячего и неспокойного тела и приняла решение. Я поступлю правильно. Я все сделаю правильно. Если я все сделаю правильно, то все будет хорошо. А если не будет, то не по моей вине. Я буду любить этого ребенка и выращу его, зная, что с самого начала поступила правильно. Ладно, пусть не с самого начала, но с момента, когда узнала, что это случится. Это мой долг перед малюткой и перед Либби. Это мой долг перед ней – на этот раз сделать все по-другому.
Я раздраженно спускаюсь по лестнице, чувствуя, что нервы на пределе. Скотт варит кофе на кухне. Он поворачивается ко мне с улыбкой, и мое настроение моментально поднимается. Недовольная гримаса сменяется улыбкой. Он протягивает кофе и целует меня.
– Сержант Райли мне все рассказала, – говорит Скотт. – И спрашивала про тебя. Был ли у меня роман с тобой. – Он засмеялся. – Роман с тобой! Господи! Я спросил, знает ли она, как выглядела моя жена. Я не мог опуститься так быстро.