Рорик ничего не ответил, хлопнула дверь, негромко заворчал двигатель, и машина укатила в сгущающиеся зимние сумерки. Витька вздохнул и пошёл домой.
Свои тонкости были и с чужим языком. После прохождения местный язык становился прошедшему таким же знакомым, как родной, чужие слова ассоциировались с наиболее близкими по смыслу русскими, но и тут крылся нюанс. Скажем, название похожей на водолазку одежды будет восприниматься именно как «водолазка», но из этого вовсе не следовало, что на той стороне водолазы одеваются в такую одежду и что там вообще есть водолазы. Более того, ассоциации были субъективны, и если у одного прошедшего эта одежда воспринималась как водолазка, то у другого вполне могла проассоциироваться просто с футболкой. Так что два человека, пройдя портал и разговаривая на языке «той стороны», запросто могли не понять друг друга.
Рорик пожал плечами и сел на заднее сиденье, а Витька радостно забрался на переднее.
Чем ближе становился день возвращения «шефа» из командировки, тем Вадик больше тревожился. Раньше он как-то об этом моменте особо не задумывался, полагая, что не будут же его убивать. Убивать его действительно никто бы не стал. Но вот потереть память и выгнать вон – это могли. Говорят, подобное порой практиковалось применительно к особо проштрафившимся сотрудникам. Вообще, замначальника отдела – Анатолий Евгеньевич – к новому сотруднику весьма благоволил, но сомнения Вадика это не рассеивало. Оставался, конечно, ещё вариант бегства. Про то, чтобы просто уйти из института, Вадик перестал думать на первой же неделе работы. Найдут.
– Вроде нет, хотя… рисунок у него на правом виске, от глаз.
Семён в ужасе попытался выдернуть руку, но тщетно.