Все это в совокупности создает предпосылки для развертывания (вслед за культурным, экономическим, политическим и военным кризисом) кризиса украинской идентичности — массового психологического состояния, близкого к психическому расстройству, в котором индивиды теряют представление о самих себе и смысле своего бытия в рамках своей групповой идентичности.
В предельно короткие сроки отказаться от изначально провального проекта «Украина» и начать новый.
Безусловно, говорить о создании целой «украинской» культуры в XIX веке не приходится. Слишком уж малочисленной и бездарной в своей основной массе была секта украинствующих. Поэтому дальше графоманских псевдоисторических опусов Грушевского и вала никчемных литературных поделок она исторгнуть из себя не смогла.
— Да и не надо вовсе‑с. В двенадцатом году было на Россию великое нашествие императора Наполеона французского первого, отца нынешнему, и хорошо, кабы нас тогда покорили эти самые французы: умная нация покорила бы весьма глупую‑с и присоединила к себе. Совсем даже были бы другие порядки‑с».
И когда эти бунтари‑украинофилы из политических соображений и во имя националистической философии попытались с нуля создать «украинскую литературу», они фактически создавали региональное зеркальное отражение литературы общерусской, точнее, ее слабую провинциальную копию, отображавшую, как правило, сельский быт, природу и «национально‑вызвольну боротьбу» в виде народной анархии и лихой, кровожадной казацкой вольности.
Как заявил в 1919 году в интервью газете «Daily Mail» начальник немецкого штаба Восточного фронта генерал Гофман: «В действительности Украина — это дело моих рук, а вовсе не плод сознательной воли русского народа. Я создал Украину для того, чтобы иметь возможность заключить мир хотя бы с частью России…»