– Дан, – позвала тихо. И когда блондинчик вздёрнул бровь, непрозрачно намекая, что слушает, опустила ресницы и спросила: – Ты меня любишь?
– С чего ты решила, что мы собираемся их убить? – перебил старейшина Дурут злобно.
В моём мире не осталось ничего кроме горячих, немного напряженных губ и осознания: этот несносный мужчина выжил! Что ещё нужно для счастья? Лично мне – ничего.
– Господин Вейн, чужаки вернулись? Они у себя?
Вот и теперь, когда сон рассыпался миллиардом осколков, а я осознала себя в почтовой карете, за много миль от столицы, стало жутко. Просто внизу живота бушевал пожар, дыхание напоминало рваную ленту, сердце билось в агонии.
– Старейшины запретили, – просветил Дантос ухмыльнувшись. – Сказали, что правилами только нож позволен.