– Тяжеловато, – неуверенно сообщает Лешка, и сердце мое летит камнем вниз.
– Ну, и плевала я на их письма! – упирается Амира. Ее лицо пылает, а грудь рвется из тесного блузочного каркаса.
Отмахнувшись от неприятной темы, Женя снова наполняет бокал. Я понимаю. Журналисты только на экране по разные стороны баррикад. В жизни все гораздо сложнее – все друг друга знают, обмениваются информацией, помогают. В основном, понимают – это не их война. Но когда нечем кормить детей, от этой правды не легче.
– Бабушка, а почему я негритоска? – спрашивала я, расчесывая перед зеркалом копну своих неподдающихся гребню кучерявых волос.
Просыпаюсь от тормошения соседки. Карла будит меня, спасая от моего собственного крика. Я виновато улыбаюсь.
Оглядываюсь, рассматривая углы роскошного кабинета. Белые кожаные кресла с золотыми прожилками, белая с инкрустацией мебель. Под стать этой царской обстановке ОН блистает собственной белизной: выделяясь на фоне загорелого тела, брюки, поло и туфли цветом сливаются с мебелью.