– Мишутка, все будет хорошо. Я знаю. Вот увидишь.
Можно было бы еще запустить бутылочкой вина, чуть-чуть мимо головы заспавшегося супруга. Для эффекта. Представляю, как Мишка медленно бы поднял свою башку, медленно-медленно надел очки, медленно-медленно на меня посмотрел, щурясь, а потом медленно произнес: «Дорогая, ты же только что была рядом!»
По вечерам мы созваниваемся с Лешкой, но разговоры наши становятся все короче – их кинопроект приближается к финалу, и начинаются сверхурочные часы. Я не знаю, как Лешка тянет. Я отхожу ко сну – он еще на работе, я просыпаюсь – он уже ушел. Общаемся урывками, по телефону, но я по Лешкиному голосу слышу, что ему не до меня. Мне горько, но не обидно. Задача у нас на одна на двоих – выжить. Но выжить ради чего? Ради паруса и океанского горизонта? Но есть ли смысл нашей долгой разлуки ради этого призрачного «потом»? А что, если оно так никогда и не наступит? Тогда зачем мы так далеко друг от друга? Одинокими вечерами, тоскливо глядя в окно, я спрашиваю об этом свою звездочку все чаще.
– Не знаю, – боюсь ошибиться я. – Наверное, на шесть? На десять – это уже когда совсем перед смертью?
– Белочка, что с тобой? Ничего не случилось? – Голос Лешки встревожен.
Лешка появляется. Без ключей, газет и счастливой улыбки, но с походкой калифорнийца. Или мне это всего лишь мерещится?