– А я и не трушу. Ты больше трусишь, чем я. Подумаешь? Тоже мне операция… Выписывают в тот же день, а на пятый день уже можно на работу…
– Да, дорогой, встреча в ресторане со всем факультетом сразу.
Мы свои на этом празднике жизни. В строгом костюме, строгой белой рубашке и не менее строгой лысине Лешка ни дать ни взять Михаил Сергеевич в Рейкьявике. Да и я – в сверкающем платьице под кокетливо-приталенным пиджачком – выгляжу никак не ниже рангом его возлюбленной леди Ра. Шампанское, близость Лешки, калейдоскоп нарядов, красок и разноцветных огней – все это зажигает меня восторгом, и я свечусь, как хрустальный сосуд, искрящийся разноцветными огоньками.
Опершись на могильную оградку, думаю о том, как всегда любила я своих сельских родичей – за то, что вырастили, как родную – и как никогда не умела эту любовь высказать. В селе, которое меня воспитало, не принято говорить о любви. Принято «пэрты плуга», как говорит мой дядя. Вот они и «прут».
– К океану? – теряется от неожиданности Медведь.
– Ой… – тоже смягчаюсь я. – Да доехала как-то, и слава Богу. Как ты говоришь, день прожит…