— Ну, не только Кордос использует древние архейские амулеты.
— Ну и ладушки. — Никос встал, отошел в нос корабля и остановился неподвижной статуей, глядя куда–то вперед.
Сначала по рядам прокатился слаженный вздох тех, кто продолжал смотреть на картину на стене. Потом к ним присоединились остальные. Нарисованная големом, а по сути — мною, девушка вдруг развернулась и прищурившись посмотрела внутрь арены. Деревья зашевелились, волны стали биться о берег, волосы девушки мотало, иногда попадая ей в глаза. Убрав локон волос за ухо и придержав его, она аккуратно перешагнула оказавшийся перед ней цветок, который, кстати, вполне успешно противостоял буре, и вышла из картины на песок арены.
— Хорошо. — Успокоилась Карина. — Значит, нападение на тюрьму в Кордосе ваша с отцом работа?
Несмотря на то, что столько песка весит немало, женское тело голема казалось невесомым. Я провел рукой по бедру напарницы, платье слегка сдвинулось…
Короче, я ничего не понимаю. Причем не только я один. Интересно, что за большая политика тут делается, если даже Каринин папаша руками разводит. А вообще жаль, что старичка посадили — мне он нравится. Во–первых, в отличие от своих коллег–искусников что–то сам пытается сделать, во–вторых, ради дела себя не жалеет — это внушает уважение. Конечно, не мое дело, что там с ним случилось — это внутренние разборки кордосцев. Вот только я все еще не переговорил с ним, как собирался — все дела были, да оказии подходящей ждал. Дождался… В общем, нужно брать дело в свои руки, попытаюсь что–нибудь разузнать. Это мне наука — не откладывать дела «на потом».