– Я скажу, я все скажу, – прошептал покачивающийся от слабости Бролан, – но сначала пир.
– Вот эту хрень, не помню, как она называется, но для сегодняшнего рейда пойдет. Нет, не двуручник, а эта укороченная алебарда.
– Какое хорошее утро, – мечтательно зажмурился владыка Бароса. – Как я мечтаю каждый день слышать подобные слова. Жаль, что это невозможно. Алтари готовы?
– Неинтересно: он без сознания, вот когда придет в себя – тогда мы снова начнем беседовать, по-родственному общаться.
Заявиться к Вике без звонка? Нет, я всегда уважал ее право на личную жизнь. Кому я еще могу позвонить? Герычу попробую. Хотя если убрали Толяна всего лишь за то, что он меня искал… Недоступен. Я не удивлен, наша компашка была всегда очень дружной. Ночевать на природе несмотря на отсутствие у меня за спиной мешка путника, как-то не хочется. Позвоню-ка я Машке, я с ней вроде не расставался, так, изредка, когда был в нормальном состоянии, навещал, и ее это устраивало. Я не спрашивал Машу про ее личную жизнь, весьма бурную, судя по желтой прессе, я все же был аналитиком, а таблоиды иногда такое ценное могут брякнуть, а она про мою. Наши отношения устраивали нас обоих. Наконец-то хоть кое-кто доступен.
– Удобно устроилась. Ладно, мизансцену мы обеспечили, пора работать. Займи разговором Риту, а когда я сделаю вот так, – я провел раскрытой ладонью над полом, – направишь ее ко мне. Я не хочу, чтобы она весь вечер таскалась за тобой хвостиком и считала себя недостойной здешнего общества. Комплексы неполноценности нужно сразу ломать об колено. Пошли.