Ясно было, что франтоватый капитан Игорь ему нравится не больше, чем Цветаеву, но ничего не поделаешь, таков приказ сверху.
— Дед, третий день лежит, — сказал Пророк.
— Что я не видела их в деле? Фу! Они сумасшедшие, как с цепи сорвались. Нет, это не по мне. Я люблю ласку, нежность, и чтобы по обоюдному согласию. Вот как с тобой!
— Ничего не даёт, — согласился Цветаев, ещё больше теряясь от насмешливого тона Пророка.
По всей вероятно, Краснов погиб, когда отправился на Оранжерейную. Зачем он туда пошёл, никто не знал. Только Кубинский однажды проговорился: «Пошёл посмотреть, где сожгли его товарищей». Он только не добавил слово «в тоске». И Цветаев понял, что речь шла о тех «беркутовцев», которые не встали на колени и не поклонились майдану. Краснова ранили двадцать первого февраля. Его поместили в госпиталь МВД, но там ему не могли оказать помощи, там тяжелораненые лежали в коридорах и на лестничных клетках. Перевезли в гражданскую больницу. Утром стало известно, что её собираются штурмовать бандерлоги. Доктора испугались: «Езжайте к своим! — твердили они, как мантру. — Езжайте быстрее!» Выгнали за ворота с бумажкой в зубах, на которой ещё не высохла печать. Ещё более перепуганный таксист посмотрел на обожженного Краснова, на остатки его формы и, прежде чем уехать, открестился: «Правый сектор останавливает машины! Башку проломят!» Помогла совершенно незнакомая женщина, которая вывезла Краснова околицами на полустанок, где он сел на электричку и сутки добирался полуживом до Симферополя, получив в результате «рожу» на ногах и правостороннюю тугоухость от контузии. Слух постепенно восстановился, хотя и не до прежнего уровня, а вот с «рожей» пришлось повозиться пару месяцев. Однако с правой стороны лучше к нему было не подходить, мог дать в морду без предупреждения.
За его велеречивостью крылась гадская душонка — так показалось Цветаеву. Чашка ему не досталась, но идти за ней на кухню он принципиально не захотел.