— Лучше бы мы его кастрировали, — мечтательно сказал Жаглин.
— Я не строю, а восстанавливаю, — с надеждой в голосе отозвался Барри Гоголадзе.
— Командир! — позвали его снизу. — Тут пьянка…
— Я ещё не понял, — признался Цветаев, оторопело, потому что теперь всё, что с ними происходило, имело совсем другой смысл, монодрама какая-то, а не жизнь.
Цветаев понимающе усмехнулся. Похоже, он один видел, что в тот момент, когда милиционер проверял ширинку, бармен налил ему не «Коктебель», а банальный, хоть и дорогой «Шабо».
Барри Гоголадзе радостно замычал, всем видом показывая, что он готов отдать всё, ради своего «друга».