Господи, подумал он, как я люблю своё прошлое, как я не хочу убивать его!
Теперь он выглядел угрюмо, и Цветаев посчитал это плохим знаком; резкая смена настроения — признак душевной болезни.
Штанина у него сразу густо пропиталась кровью.
— Мог бы удавиться, — не дослушав, сказал Цветаев.
— Двадцать лет мы жили с предчувствием войны!
Конечно, они были разными: от полных отморозков, до вполне вменяемых желто-голубых кретинов, но для него все они были: с левой резьбой, с мозгами набекрень, с ушами, забитыми натовской пропагандой, да и встречался он с ними только ночью и разговаривал только с помощью ножа.