— Вниз! — снова крикнул Цветаев всем тем, пленным, которые бежали навстречу. Вниз! Орлов! — крикнул Цветаев, вертя головой. — Орлов! Герка! Видел Орлова! — схватил он за руку пленного, который не мог сообразить, что ему делать. — Видел?!
У Рыжего было очень и очень крепкое рукопожатие, как у всякого бывалого альпиниста. В девяносто пятом он сорвался на горе Ушба с двух крюков и пролетел метров пятнадцать. Его спас напарник, который захлестнул верёвку за камень, и когда он синий, как куриная тушка, но с целыми костями, явился домой, жена выкинула рюкзак за дверь и заявила: «Или я, или горы!» Поэтому выше КМС он не поднялся, тосковал по горам, готов был говорить о них часами, по ночам плакал, проклинал Бога и судьбу, которую обмануть не смог. У него появилась любимая фраза: «Вот когда мы ходили на Эверест…» Обычно после этой фразы замолкал, словно ждал ответной реакции от слова «Эверест», и только потом продолжал говорить.
А когда Цветаев уже был на лестнице, над головой грохнуло, не так уж сильно, но неприятно — граната из подствольника.
— Сейчас сам увидишь, — многозначительно пообещал ему Цветаев, выталкивая из кабины. — Стой! — и поставил перед дверью.
— На память, что ли?! — ехидно осведомился Цветаев.
— Что там? — недовольно спросил Цветаев, безуспешно стараясь разглядеть рану.