— Пойдём языка брать! — Жаглин снова, как собака, цапнул его за плечо.
Цветаев испугался, что этот звонок убьёт его, точнее, убьёт-то его как раз ревнивец Пророк за то, что он тайно якшается с его женой, а когда поглядел на диван, на котором должен был спать Пророк, то обнаружил, что от Пророка осталась лишь одна вмятина.
— Ты его допрашивал?! — Цветаев наступил на то, что было так дорого Барри Гоголадзе.
Позиция бандерлогов была хорошо обустроена: крупнокалиберный пулемет «корд», куча «мух», не считая личного оружия. Целую минуту Цветаев всматривался «Охотничий домик» через оптический прицел, готовый расстрелять всю ленту из пятидесяти патронов. Однако кроме музыки, ничего не было слышно. Никто не бежал и не взрывался на гранате. И это было хорошо.
— Точно, — через силу обрадовался Цветаев и снова с ненавистью посмотрел на Пророк. Пророк ничего не заметил. — А я думаю, ну, где я его видел? — сказал Цветаев. — У него ещё банковская карточка была.
— Нет предателя. В смысле, нет предателя в отношении нашего дела, — веско сказал он и вдруг сообразил, что все события почему-то крутится вокруг секса, только слепой этого не видит, но промолчал об этой страшной догадке.