Я велел расползшимся по крыше пацанам наблюдать внимательнее, а сам осмотрел в бинокль окрестности. Над скрывающимися среди буйной зелени дырявыми крышами убогих домишек городка вставало солнце, но на узких улицах по-прежнему не было ни души. Тишина выглядела бы совсем зловещей, если бы не Мамонтов и еще кто-то из пацанов, которые, распаковывая боезапас, тихо-тихо бубнили себе под нос старую частушку, про то, как «брали русские бригады галицийские поля, и достались мне в награду два кленовых костыля: из села мы трое вышли, трое первых на селе, и остались в Перемышле трое гнить в сырой земле».