— В таком случае я его просто заберу, сэр, простите, сэр! — Патрульный протянул руку уверенным жестом взрослого, точно знающего, что мальчишка не посмеет ослушаться. — Отдай автомат, парень!
Но часть хомячиных стад — те, кто поумней, или просто волей случая — разбежалась из городов по окрестностям еще до начала короткой ядерной войны. Многих из них прибило жизненными бурями сюда. Особенно большой поток шел в конце осени и начале весны… Их проверяли. Начиналась проверка просто — выясняли, есть ли у хомячков дети, и если дети не с ними, то где они? Если хомячок или хомячиха (или их пара) не могли внятно объяснить, как ухитрились «посеять» детей, врали или еще как-то запирались, то таких «рассеянных» ждала печь для переработки в пепел — отличное удобрение. Если детей не имелось вообще, они были с хомячками или реально погибли либо пропали по не зависящим от хомячков причинам, то новеньких на общих основаниях определяли на жительство. Именно на общих, без всяких издевательств или дискриминации. Но дело в том, что начальным этапом для всех была самая неквалифицированная работа в сельском хозяйстве с проживанием в общаге. Семь из десяти хомячков начинали бунтовать именно на этом этапе — вспоминая свои заслуги, положение, премии, чины и оклады. Слушать это было иногда смешно, иногда — скучно. Чаще взрослых бунтовали опять же их отпрыски — частенько искренне продолжавшие считать, что им все должны, в том числе и родители. В таком случае хомячиную мелочь просто и деловито пороли на площади, а потом определяли на пару дней на хлеб и воду, плюс тяжелые работы. Тех, кому это не помогало, Романов мог пересчитать по пальцам одной руки. Таких после второго закидона на недельку подселяли уборщиками к кадетам. Дольше первой ночи не взбрыкивал никто, больше пары зубов и раздутого самомнения тоже никто не терял. Большинство же хомячков любого возраста довольно быстро приходили в чувство от столкновения с реальностью вроде компостной ямы или обычной огородной грядки — и становились на удивление нормальными людьми.
— Норне-Гест. Он на самом деле Антон Шумилов, кстати. Из Комсомольска-на-Амуре. Кстати, город почти разрушен.
— А что у вас там за украшения на подъездной дороге?
— Это не имеет смысла — во-первых. Просто потому, что, повторяю, мы отправим их из одного ада в другой, еще более жуткий. — Грилл вздохнул: — А во-вторых, судя по всему, над Европой и Африкой сейчас уже дуют ураганные ветры. То, что мы видим снаружи здесь, у нас, — это еще только начало. Что происходит в Азии — точно сказать нельзя, но, учитывая количество противоречий между государствами, народами и религиями там… и наличие минимум у пяти из них ядерного оружия… Думаю, там уже обошлись и без нас с русскими. И лететь туда тоже бессмысленно. Воздух для нас закрыт. Он, я думаю, закрыт на ближайшие годы для всего человечества вообще… если оно уцелеет.
Больше всего на свете майору хотелось сказать «да». Но он хорошо знал, что на территории США уже разорвалось немало бомб. И если «разбомбили русских» было верно, то не менее верно, что и американцев разбомбили тоже. В штабе говорили: ядерную войну начали именно русские, начали в тот момент, когда поняли, что не смогут отбиться, или когда увидели, что политики предали их страну… уже не разберешься сейчас. Но, видимо, два дня назад ядерная война началась по-настоящему. На полную мощь.