А вот еще день семилетний первоклашка Сережа запомнил отлично. Смысла происходящего — толпа, солнце, камеры, музыка, лозунги, флаги, речи — он не очень понимал. Но врезалась в память куча игрушечного оружия на асфальте, рука мамы на плече и ее уверенный голос, говоривший, что она, женщина и мать, понимает, что это — не игра, это важно и нужно, что большая жестокость начинается с маленького шага и они с Сережей (мама чуть подтолкнула сына вперед, к операторам с телевидения) пришли сюда, чтобы принять маленькое участие в Большом Детском Разоружении. Что она призывает всех матерей дать отпор играм и игрушкам, превращающим детей в убийц. Придвинулась камера…
Проехали мимо сортировочного лагеря № 2 — в окружавшие его поля. Впереди — далеко, но ясно — сплошными геометрически правильными рядами отблескивал пояс теплиц и парников. На полях же вокруг шла работа. Урчала техника — вся, которую можно было запустить и вывести. Множество людей — тут и там — было занято делом.
— Ты молодец! — Кларенс проводил глазами поднявшийся на одной из улиц вверх огненный пузырь — он превратился в зыбкий фонтан пламени и рассеялся. Видимо, взорвался баллон с газом в каком-то из домов. — Я горжусь тобой.
Мужчин в продаже не было — то ли вообще не имелось, то ли раскупили первыми. За корову давали десять молодых женщин и девушек. В этом была некая извращенная справедливость и дикая логика: корова могла доиться и приносить телят, а значит, кормить и даже со временем обогащать владельца, ну а что могла женщина? В лучшем случае умножить число едоков, которых и так оказалось невероятно много вокруг. Ведь большинство из них даже работать не умели и просто не оправдывали своего содержания.
— Ему нужен не я, а бригада, — задумчиво сказал Романов. — Я не виделся с ним ни разу, поверите? Поэтому подождите — я сам составлю о нем мнение. Поверьте, я вовсе не хочу того, что начал делать. Не хочу, — с силой, хотя и негромко, повторил Романов, и Жарко кивнул. И молчал до самого поворота к мэрии, разглядывая залитые резким солнечным светом улицы, мелькавшие за окном. Свет только оттенял отчаяние и разорение, царившие там. Яркие вывески и рекламы казались издевательством над людьми. Собственно, — подумал Романов, глядя, как в конце проспекта вырастает высокое прямоугольное девятиэтажное здание, больше похожее на старинную крепостную башню, — это и было издевательством. Всегда…