Тряпки какие-то — вонючие, волглые в вечной темноте этой каморки. Отвратный запах детской тюрьмы, обитатели которой давно махнули на себя рукой. Окон нет.
Да. Сейчас мы платим за нашу старческую тягу к миру. К мягким тапочкам, теплым халатам и плюшевым игрушкам. Посмотрите вокруг. То, что вы видите, — расплата за ножницы с шариками на концах и обитые пенорезиной детские горки.
Не зря, подумал майор, вставая. Еле сдержал дрожь, вспомнив мотоциклиста. Думать о нем не хотелось. Но думалось — и Кларенс со спокойным ужасом, который теперь уже не отпускал его, не давал себе произнести то, что знал.
Романов вдруг с резкой, непреодолимой силой поднял тушу бандюги и, прежде чем тот успел что-то сообразить, как поросенка на забое, швырнул его спиной в лоток гильотины и грохнул прочно защелкнувшимся ярмом — раньше, чем задохнувшийся от удара всей спиной о поддон Хузин сумел пошевелиться. Он выпучил глаза, взвыл, обеими руками схватился за толстый пластик, не сводя наполнившегося ужасом взгляда с висящего над ним ножа, заколотил ногами.
— Как повезем мальчика? — спросил Провоторов.