— А я этому рад особенно — именно этим месяцам, — сказал сидевший в переднем ряду Хегай Ли Дэ.
— Почему они просто не придут сюда? — допытывался Романов.
— Ишь ты… — Романов смотрел теперь с уважением. — Да. Пожалуй, ты прав. И знаешь, Женька, я ужасно рад, что ты остаешься.
— Придумаем как. Пока не знаю… — И с сердцем повторил: — Не знаю я! Отстань! — И повернулся к сидевшему на стуле и откровенно трясущемуся рулевому. Спокойным, негромким голосом он спросил: — Слышите меня? — Тот судорожно закивал. — Сколько человек берет ваша подлодка?
Было тепло, совсем как и положено летом, тепло, хоть и ветрено. Что, впрочем, во Владике летом далеко не редкость и не странность. Плац пригревало, и Романов подумал на ходу, что, может быть, все не так уж плохо, и на самом деле… Но тут же вспомнил берег. И китов. И яркое пятно фотографии в молчаливой комнате.
Другой смотрел на него с большого экрана связи — седой, коротко стриженный, в старой, почти нелепой повседневной форме капитана Советской армии. На груди кителя табачного цвета скромно сгруппировалось в четкий строй несколько планок «старых» наград.