— Ясно, — кивнул Романов. — Развелись, когда мальчишка стал откровенно тянуться к отцу… чтобы сохранить себе комнатную куколку в виде вечного маленького мальчика, который «никогда не огорчает маму»… Чем самооправдались? Пил, бил, не уделял внимания, приходил поздно, смотрел косо, снимал туфли стоя, спотыкался о кота? Впрочем, неважно… Мы найдем вам мужа.
То, что при нем были убиты три человека, мальчишку явно ничуть не волновало. Но на Романова он косился со страхом. И в то же время — еще как-то непонятно. То ли даже с надеждой? И молчал. Все время молчал.
Нет, это была не истерика. Он смеялся взахлеб, с чистой, искренней радостью. Даже не потому, что его спасли, — об этом он почему-то совсем не думал. А потому, что сказка была правдой. Потому что Немой не соврал. Потому что, оказывается, зло — не такое уж сильное….
— Так у нас готово все. И еще будем готовиться. — Лодырь говорил обстоятельно. — Мне бы вот только с твоими учеными поговорить подробно…
— Где твой старший? — спросил Хузин. — Немой этот, щенок беглый? Он опять тут, да? Где встречаетесь? — И вдруг упер жесткий, каменно-твердый палец под правый глаз Сашки. Вся половина головы ровно, медленно и неотвратимо налилась тупой болью. — Говори. Иначе я тебе буркалы выдавлю… медленно выдавлю, сучонок… а потом… потом отпущу. Не сдохнешь, слепому подавать будут больше. — Он хохотнул и нажал сильней. — Молчишь?! Ну, тогда прощайся с глазом…
Может быть, надо было послушаться сержанта с аэродрома и остаться тут? — подумал майор, увеличивая скорость. Но тут слишком большая площадь и слишком мало людей для такой площади. Нет. Надо ехать.