В некоторых местах поселка горели — видимо, уже не первый день — дома. Слышались выстрелы, обрывки песен, крики как истерично-веселые, так и полные ужаса и боли, — и вживую, и через усилители. Всюду валялись, свисали из окон, висели на деревьях и оградах трупы — и совсем свежие, и уже почти разложившиеся, и просто их куски, в которых не всегда можно было даже просто опознать часть человека. Видно было, что среди них есть убитые, самоубийцы и умершие непонятно из-за чего. Шлялись в одиночку и группами пьяные или одурманенные наркотиками существа, младшим из которых было едва-едва по три-четыре года. Многие были голыми, и это, судя по всему, ими даже просто не ощущалось. Казалось, им всем ни до чего нет дела. Тут же, среди трупов и невменяемых, на лужайках перед домами, на верандах — трудно было куда-то глянуть и не наткнуться на подобную сцену, — обезумевшие люди занимались сексом; казалось, кто-то решил овеществить в реале самые омерзительные и страшные порносайты, как бы в память о сгинувшем Интернете. Иногда здесь же гулял какой-то безумный самодеятельный карнавал, слышались смех, тосты, а участники веселья легко и просто присоединялись к оргиям.