— Я не знаю, Жень, — покачал головой Романов. — Ты про Амур и про землетрясения? — Женька закивал. — Я не знаю, как такое может быть. Правда.
Снаружи было остро-холодно, но не так чтобы ветрено — ветер дул перпендикулярно узкой лесной дороге. Валил снег. Женька бросил перед собой лыжи, постоял, прислушиваясь и раздумывая, не надурил ли он? Но беспокойство не отпускало. Нет.
Романов почувствовал, что обмирает. От неверия и почти детского восторга.
— Нет, извини — нет, — покачал головой Белосельский. — Если бы доехали сами — может, даже и зазимовали бы, насколько там придется. А так — мы назад будем спешить. Чувствую я — как подожмет мороз, у нас хлопот будет немерено… — Он вздохнул: — Тут-то у тебя тихо более-менее с этим. А видел бы ты, как там… беженцев этих…
— Я знаю, Томми. — Голос майора был ласковым. — Я тоже очень хочу домой.
— Вы — Романов, да?! — Голос подвешенного на крюк голого мальчишки звучал ликующе, потому что он уже явно знал ответ.