— Не… унижай… меня… — еле прохрипел немец по-русски. — Töte… убей…
— Я никого не вывез. Так… сотни две. Разместили в бывшей пятой школе. Тебе доложат потом…
Рабов было больше двухсот — мужчины, старшие мальчишки, с десяток женщин, которые готовили еду (только рабам) и выполняли прихоти бандосов. Когда верховой с докладом об этом прискакал в поселок, Романов уже стоял на постаменте памятника, окруженный перепуганными, взволнованными, мало что понимающими людьми. Приехавшие с ним люди блокировали выходы с площади.
— Какое? Чай будешь? Сегодня всех угощаю.
— Как нет города? — Романов от изумления даже пропустил мимо ушей слова про «типутата» и сроки. — В смысле — нет?! Боеголовка, что ли? Так мне сказали тут — никто его не бомбил…
— Между прочим, я это знаю, — тихо ответила девчонка. — Ну, что любовь не вечная. Я не дура. Но я его все равно никогда не брошу. Он мой самый дорогой на свете человек. И вот так будет всегда. Даже если он меня…