Я ушел к себе, где меня среди прочих уже ожидал глава Пушечного приказа князь Семен Каркодинов. Пришлось, вновь отложить дела, и принять знатного гостя.
— Только посему и хожу тут вечор, да еще распинаюсь перед недорослями, — проворчал келарь, — Как господь послал нам боярина сего, не нарадуюсь я на хозяйство монастырское, Ныне Сретенский монастырь наш в известность входить стал, людей на богомолье и в трудники не пример больше пошло. Ну, ладно, что там у нас дальше?
Никита, неожиданно почувствовал себя брошенным и одиноким и на его глаза сами собой поползли слезы.
После ужина я вышел во двор, Кошкаров ушел к своим подчиненным, раздавать инструкции, обычно уже пустое к этому времени подворье сейчас напоминало муравейник. Но никакой паники не было, все бегали с деловым видом, шума почти не было. На крыше разбивали уже достаточно толстый лед в емкостях с водой, дворня в очередь передавала туда полные ведра. Неожиданно ворота открылись и несколько вооруженных воинов ушли в темноту. Я пошел туда. Кошкаров стоял, задумавшись, смотря на закрывающиеся ворота.
Присутствующие в комнате загомонили, но взмахом руки Ходкевич заставил их замолчать.
Когда он ушел, старые вояки пустились в обсуждение, как дальше будет проходить Ливонская война. Поликарп Кузьмич был убежден, что литовские бояре шляхтичи, вкусившие вольностей, вряд ли поддержат своего князя.