Меня пригласили в дом. Пройдя по темному коридору, мы вошли в небольшую комнату, где было посветлей, там, на кровати лежал тяжело дышащий пожилой мужчина. Он не спал, его внимательные глаза быстро оглядели меня с ног до головы.
Кузьма с пониманием следил за моими движениями.
Я сообщил, что могу попробовать вылечить больного, но за результат ручаться не могу, очень большая вероятность, что Ходкевич умрет во время операции.
А так хоть узнаем, кто на тебя опять обиды накопил, соседи то твои посмотри с одной стороны двор Аглицкий, с другой стороны на Зарядье у Никиты Романова подворье, такое, что полк стрелецкий требуется чтобы его взять. И тебе нужно такое же делать, о твоем богатстве, по Москве слухи ходить начинают. А вот о силе твоей никто ничего не говорит. Никита Романович Захарьин — Юрьев боярин расторопный, но вот с Щелкалиным они дружбу водят, им я так думаю, не по нраву твое возвышение, тем более помнят они о Бельских и Годуновых, не понять им, что не думаешь ты о них, боятся, считают, что также в опалу могут попасть али вообще головы лишиться. Тем более, что Никита Романович с осени в Москве проживает, собирался Батория воевать, да не получилось, так, что есть время другими делами заняться, — многозначительно закончил Кошкаров.
Так вот к чему веду я разговор, разрослось у тебя хозяйство так, что не могу я доглядеть за всем. Особенно в вотчинах. Там конечно Ефим Лужин по твоей воле распоряжение дает, но он мужик прижимистый, у такого зимой снега не выпросишь, глаз да глаз за ним нужен. Вот я и пишу по вечерам, считаю цифирь, что бы не оплошать.
Самого царя в Думе не было, тут ко мне подошел его стольник и предложил пройти в царские покои.