Тут я, конечно, слегка преувеличил, потому, что не ходили в кабаки еще по одной причине, запрещено это было настрого. И все знали, чем это дело заканчивается. Кошкаров шутить не любил, его вообще боялись больше чем меня.
— Знаю я, Сергий Аникитович, кого ты в советчики выбрал. Вся Москва говорит, про гостя твоего схизматика с носом отрубленным.
— Забрал, да еще говорил, что мало, все спрашивал, когда вторую печь ставить будем?
— Эх, была, не была, — махнул рукой взволнованный дьяк, — начну тебя учить грамоте, помощник будешь, а то все думал, что пропадешь ты без нас, увечный.
— Давай пошли, велено тебя в людскую отвести, поснидать, чего бог пошлет.
И они пошли по коридору, в стенах которого было несколько дверей с надписями незнакомыми буквами. Но внимательный глаз Никиты быстро выделил привычные очертания, и когда они подходили к концу коридора первое слово — аудитория, было уже им прочитано. В коридоре стоял странный запах, не то, чтобы неприятный, но чем-то он ему не нравился. Каменный пол коридора блестел чистотой, на полу не было ни соринки.