— Поползет… они когда ползают — смешные очень… но имя все равно надо придумать, — Райдо перевернул отродье на спину, и оно закряхтело, задергало ручонками. — И зарегистрировать ребенка… а то ведь не дело.
Она улыбается, снисходительно и немного насмешливо, и этой улыбкой можно любоваться, наверное, вечность. Во всяком случае, Райдо готов. Вот только вечности у него в запасе нет.
— Еще я боюсь ошибиться. Подвести вас. Тебя. Малышку… Ната тоже… он в меня верит. Даже не так, для него я почти божество, а это — страшно… богам не прощают ошибок… вдруг я сделаю что-то, что заставит его во мне разочароваться. У него нет ни стаи, ни даже семьи другой… и наделает ведь глупостей. От разочарования всегда глупости творят… боюсь не уберечь тебя или этот дом… боюсь… да много чего боюсь. Вот такой я трусливый… а ты говоришь, весна…
— Никаким. Его я тоже не боюсь. Я вообще думала, что если бы у меня был брат, он походил бы… ты понимаешь?
— На вкус еще хуже. Белокрестник жгучий, малина и тертый корень ройша. Моментально пропотеешь. Меня этим в детстве лечили.
Райдо покачал головой: если и будет, то письмецо сам на станцию свезет, а то мало ли… в последнее время было тревожно. Он не мог сказать точно, что именно было источником этого беспокойства.