К жиле материнской, первозданной, которая сожжет до пепла, а пепел смешает с иным.
В кресле сидит шериф, и вольно так, ногу за ногу закинув… у двери — двое с арбалетами в руках, серьезные машинки, военного образца. Болт и чешую средней толщины пробить способен.
— И да, я улыбаюсь, — она продемонстрировала Райдо ту самую улыбку, которую долго тренировала перед зеркалом, кажется, стараясь, чтобы выглядела та и естественной, и загадочной, и еще какой-то там… чтобы как в журнале дамском, где писали об очаровании улыбки.
Райдо хмыкнул, представляя, до чего все удивятся…
Стоит. Теребит фартук. И слеза по щеке ползет…
Дверь пнули и от души, вымещая на ней раздражение. А потом пнули снова и еще раз… и Райдо, окончательно проснувшись, осознал, что кто бы ни стоял по ту сторону ее, он так просто не сдастся.