– Откуда? – мрачно буркнул Цкуру. – Еще неделю назад я вообще не знал, что ее уже нет. Никто мне ничего не рассказывал.
– Своди, конечно, – согласился тот. И, позвонив директору школы, договорился, чтобы Мидорикаве разрешили поиграть на пианино.
Автор сонаты ему неизвестен, но сочинение просто гигантское. Партитура – толщиной с телефонный справочник Токио. На страницах черным-черно от мелких закорючек. Сложнейший шедевр, требующий большого исполнительского мастерства. Цкуру видит эти ноты впервые в жизни. Но с первого взгляда схватывает суть и логику мира, который они выражают, и превращает их в звуки. Примерно так же, как навскидку считывает трехмерный чертеж какого-нибудь вокзала. Вот такой у него особый дар. Его гибкие, тренированные пальцы проносятся по клавиатуре из конца в конец и обратно. У него потрясающий опыт игры. В безбрежном океане нот он ориентируется лучше кого бы то ни было.
Цкуру Тадзаки просыпается в темноте. Его будит негромкий, но резкий звук – словно камешком попали в окно. Или просто в ухе что-то щелкнуло? Кто его разберет. Он хочет взглянуть на дисплей будильника у изголовья, но шея не слушается. И если бы только шея. Все тело словно разбил паралич. Хотя все-таки не паралич. Просто хочешь двинуть рукой или ногой – а не можешь. Утеряна связь между сознанием и телом.
У Мидорикавы действительно был очень мощный талант. Никаких сомнений. Его музыка воздействовала на слушателя физиологически. Если ее слушать внимательно, начинает казаться, будто тебя переносит в какое-то совершенно другое место. Очень редкое и необычное ощущение.
– Похоже, у тебя и вправду талант. – Цкуру обвел рукой полки с посудой. – Я, конечно, не знаток керамики, но твои работы впечатляют и на глаз, и на ощупь.