Эдварт встал, подошел к электрической кофеварке, налил в чашку кофе, поставил на стол перед Цкуру.
– У любой вещи или явления есть свои рамки. Точно так же они есть у мысли. Самих рамок бояться не стоит. Как не стоит и бояться их разрушать. Разрушение рамок – первичное условие для свободы. Уважение к рамкам – но и ненависть к ним же. А что при этом нужно для жизни – это уже вторично. Вот и все.
– В нашей пятерке, – продолжал Синий, – ты всегда был самый обаятельный. Чистый, опрятный, одет хорошо. Вежливый, глупостей не болтал. Не курил, почти не пил и никогда не опаздывал… Ты вообще в курсе, что все наши мамаши были твоими поклонницами?
– Я говорил, что за эти годы спал с несколькими девушками, хотя надолго не связался ни с одной. Что причины тому были разные. И что иногда виноват был не я.
Оставшиеся два дня он шатался по улицам Хельсинки. Пахло сыростью, иногда моросил дождь, но такой мелкий, что не стоило и внимания обращать. Мысли в голове требовали порядка. Но главное – до возвращения в Токио нужно было привести в порядок чувства. Устав от ходьбы – или от мыслей, – он заглядывал в какое-нибудь кафе, пил кофе, съедал бутерброд. А иногда сбивался с пути и переставал понимать, где находится. Но это его не беспокоило. Город не очень большой, повсюду ходят трамваи. Да и потеря ориентиров в его состоянии казалась даже уютной. В последний день после обеда он пришел на центральный вокзал, сел на скамейку и стал смотреть, как отправляются поезда.
…Тогда, в годы их волонтерства, пока Юдзу обучала детей азам фортепьяно, Цкуру и Синий на маленькой спортплощадке гоняли с мальчишками в футбол. Делились на две команды и старались забить побольше мячей в ворота противника, сооруженные из старых картонных коробок. И, посылая пас за пасом, Цкуру постоянно слышал звуки пианино из открытого школьного окна…