– О таких вещах я решил не думать. – Мидорикава почесал подбородок. – Сколько тут ни думай, правды все равно не узнаешь, а если и узнаешь – не проверишь никак. Только время зря потратишь. Чревато примерно тем же финалом, что у твоей гипотезы.
– В самом Хельсинки ты худо-бедно продержишься на английском, но как в провинции – не знаю. У моей фирмы есть в Хельсинки маленький офис, вроде представительства. Я сообщу им про тебя. Будет что непонятно, обращайся сразу туда. Там работает финка по имени Ольга, она может здорово тебе пригодиться.
Именно после этого, как позже отметил Цкуру, он перестал желать себе смерти. Разглядывая себя голого, он признал, что его отражение в зеркале – никак не он сам. Что в ту ночь он впервые пережил настоящие муки ревности (или что это было). И когда наступил рассвет, кромешная мгла всех этих пяти месяцев, проведенных у бездны смерти, наконец-то осталась в прошлом.
Если все действительно так, многое встает на свои места. Следуя инстинкту выживания, она использовала Цкуру как подпорку, чтобы перебраться через стену окружавшей ее тюрьмы. Ибо предвидела, что даже в такой непростой ситуации Цкуру как-нибудь выживет – в отличие от нее самой. Как предвидела то же самое Эри.
Иногда, перед самым рассветом, Хайда приходил окунуться в ротэмбуро на берег реки. Там-то он и познакомился с Мидорикавой, который всякий раз приветствовал его короткими междометиями. Видимо, чем-то парнишка-разнорабочий заинтересовал незнакомца. Может, тем, что в свободное время сидел на крыльце и читал Жоржа Батая? Кто знает.
Наконец они возбуждают Цкуру до предела, и Белая овладевает им. Седлает его, лежащего на спине, берет в руку член, ловко вводит. Тот проникает в нее легко, без какого-либо сопротивления, будто всасывается в вакуум. Она замирает на пару секунд, переводит дыхание. В замысловатом пируэте разворачивается на бедрах лицом к нему. И вот уже ее длинные волосы ритмично хлещут его по лицу. Никогда в жизни Цкуру даже представить не мог эту девочку в такой откровенной позе.