– Но прошло уже шестнадцать лет, – продолжал Цкуру, – а она все болит. И, кажется, даже кровоточит. Я понял это недавно, после одного события, очень важного для меня. И я решил приехать в Нагою повидаться с тобой. Прости, что так внезапно.
Она взяла стакан с водой, отпила глоток. И провела пальцем по краешку стакана.
В том, что все сложилось бы именно так, нет ничего удивительного. Вероятность этого изначально была велика. И опыт, полученный каждым из них, оказался бы вполне позитивным. Даже перестав быть любовниками, они смогли бы остаться закадычными друзьями. Вот только на самом деле этого не случилось. На самом деле вышло совсем иначе. Вот что теперь важнее всего.
Часов за всю свою жизнь Цкуру не купил себе ни разу. Те, которые носил, всегда были чьим-то подарком, и он никогда не задумывался, нравятся они ему или нет. Показывают точное время – и ладно. Дешевых цифровых «Касио» для практической жизни вполне хватало. И когда после смерти отца ему достались такие дорогие часы, он поначалу отнесся к ним равнодушно. Но чтоб они не останавливались, приходилось носить их каждый день, и эта маленькая обязанность постепенно вошла у него в привычку. Ему стало нравиться, как приятно они оттягивают запястье, как едва слышно тикают, если прислушаться. Он стал чаще смотреть на часы. И поневоле вызывать из подсознания тень отца.
– Если же говорить о четвертой, Белой, то… у Юдзуки Сиранэ, к сожалению, адреса больше нет.
– Сходил, конечно. В жизни не видал более душераздирающих похорон – ни до, ни после. Клянусь. До сих пор мурашки по коже, как вспомню. Синий тоже пришел. А Черной не было. Она тогда в Финляндии рожать собиралась…