– Так, раздолбай, – уставился на меня Петрович. – В каком именно произведении Валентина, мать его, Пикуля даётся информация про немецкий плен?!
Коваль нахмурился. Он всегда так делал, когда напряжённо думал.
Судя по головам мокрушников, повернутым в нашу сторону, желание «лечь на амбразуру» должно было возникнуть только у нас.
– С одной стороны, правильно, – согласился я с точкой зрения преподов нашей школы. – Незачем про такие вещи говорить.
– Мне жаль, дружище… – попытался успокоить приятеля Бруно.
Я повернулся к десантуре. Карачев был готов упасть в обморок, остальные выглядели не лучше.