Отец Федор не выдержал муки преследования и полез на совершенно отвесную скалу. Его толкало вверх сердце, поднимавшееся к самому горлу, и особенный, известный только одним трусам зуд в пятках. Ноги сами отрывались от гранита и несли своего повелителя вверх.
Ипполит Матвеевич маялся. Только стулья могли его утешить.
— Боже, боже, — твердил Ипполит Матвеевич, — они, они. Они самые. На этот раз сомнений никаких.
Остап повернулся спиной к директору предприятия и стал смотреть в аукционный зал. Через минуту он оглянулся.
— Куда же ты заворачиваешь, морда? — страдал Виктор Михайлович, налетая на лошадь. — Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заворачивал.
Оставался самый томительный участок пути — последний час перед Москвой.