— Кто это говорит? Это говорит граф Толстой? Или Дарвин? Нет. Я слышу это из уст человека, который еще вчера только собирался забраться ночью в квартиру Грицацуевой и украсть у бедной вдовы мебель. Не задумывайтесь. Молчите. И не забывайте надувать щеки.
По лестнице толкали вверх детскую колясочку. Эрнест Павлович трусливо заходил по площадке.
— В такой решительный час, — закричали ему, — нельзя помышлять о собственном благе! Подумайте об отечестве.
— А вы разве и на термометрах играете? — ужаснулась девушка.
Хотя дикая рожа мастера и сияла в наступивших сумерках, но сказать он ничего не смог.
— Я и похоронил. Кому же другому? Разве «Нимфа», туды ее в качель, кисть дает?