Как говорил в таких случаях старшина Раткевич: «ню-ню». Десяток — это, конечно, больше, чем один я, а вот на роту, пусть даже очень отдельную, не тянет при всем желании. С учетом неизбежного отсева — ну не верю я, что мне сразу готовых нибелунгов пришлют — считай, если пять-шесть годных… ограниченно… наберется, и то счастье.
Потом подошел капитан, а я даже не успел заметить, когда и как он пропал. Сел рядом, достал из планшета давешний лист, перевернул его и на чистой стороне несколькими четкими линиями изобразил план первого этажа, то есть зачищенной части, рядом — второго. Хмыкнул задумчиво, кончик носа карандашом почесал.
Интересно, думаю, это у него шутки или он всегда такой вот… добрый?
— Неужели? — а вот это уже рыжая. Посмотрел я на нее… ничего не сказал, вздохнул только и гимнастерку через голову потащил. Снял, глянул — вроде никуда не вляпался, кроме потеков ничего не наблюдается. Что ж, думаю, и на том спасибо. Здесь-то «Студебеккера» под окнами нет.
И комок к горлу подступает, мерзкий, как немецкий паучий шрифт.
Постукивание все ближе и ближе раздается. Уже совсем рядом — а под самым потолком два красных огонька загорелись.