И Кислярский степенно вышел на улицу, держа за ручку допровскую корзинку.
Ошеломленный отец Федор притих на целых два месяца и взыграл духом только теперь, возвратясь из дома Воробьянинова и запершись, к удивлению матушки, в спальне. Все указывало на то, что отец Федор озарен новой идеей, захватившей всю его душу.
Остап раскрыл глаза и вытянулся, накреня лодку и треща костями.
— Ты кому продал стул? — спросил Остап позванивающим шепотом.
Остапу нужно было время, чтобы внимательно изучить местность.
— Так тебе и разрешат держать в камере примус! Дай мне мою корзинку.