— Да, и еще кораллов и моллюсков, — говорит Мари-Лора со смехом.
Заключенные в форту видят взрывы раньше, чем слышат их грохот. В прошлую войну Этьен знал артиллеристов, которые, глядя в бинокль, по цвету взметнувшего фонтана определяли, во что попал снаряд. Серый — камни. Бурый — земля. Розовый — люди.
— Дядюшка Этьен говорит, рай — это вроде одеялка, за которое держится младенец. Что люди поднимались на самолете на десять километров в небо — и там ничего нет. Ни врат, ни ангелов.
Пол в прихожей усеян битой посудой, бесшумно не пройдешь. За кухней, где вперемешку валяются кастрюли и полки, — коридор, занесенный сугробами пепла. Перевернутый стул. Впереди лестница. Если девушка не ушла за последние несколько минут, она должна быть на верхнем этаже, у передатчика.
Она кладет ему руки на колени. Его пальцы впились в подлокотники кресла, все тело напряглось, вены на шее вздулись.
— Государственная опера, — говорит Нойман-второй как-то вечером.