– Да я ненадолго, – неизвестно зачем промямлил Андрей Ильич.
Довольно много времени он потратил, пытаясь поджечь содержимое бочки. Он прыгал вокруг нее на корточках, как павиан, становился на колени и дул бочке в дно – зола летела ему в лицо, он жмурился и отворачивался, – просовывал между кирпичами горящие спички и осторожно клал на слабый огонек, почти не видный в солнечном свете, сухие прутики. Ничего не помогало! Бочка была безучастна. Тогда он раскопал в сарае плотную стопку старых газет и извел примерно половину, прежде чем огонь наконец разгорелся. Затрещали ветки, повалил белый дым, над ржавым краем заструился горячий воздух.
Он открыл их, потому что лицу стало горячо и щекотно.
– Во время войны! – фыркнул Боголюбов. – Столько лет прошло, мало ли где этот самый Рокотов мог пролежать! Или на какой стене провисеть! При чем тут музей?
– Нет, объясни мне! Вот прямо сейчас объясни, почему ты считал, что у меня ничего не выйдет.
Боголюбов пробормотал: «Сейчас» – и пошел к забору, пригибаясь под низкими корявыми ветками.