Все это в его распоряжении, а потом ничего не осталось. Он стал сам по себе, один, некому стало рассказывать про оборону Севастополя, про совещание и «имманентный дождь», про машину соседа, которую он с утра тащил из сугроба на тросе. И все потеряло смысл – жизнь потеряла смысл и вкус, когда некому стало о ней рассказывать.
– Папаша Сперанский и старый директор музея были большими друзьями. Неразлейвода. Вместе восстанавливали после войны музей.
– Это понятно, – то ли похвалил его, то ли обидел Боголюбов. – Но все же!
– Мало здесь приезжих, – сказал Саша и понюхал мясо. – Уехавших больше.
Боголюбов, которому надоело ждать, когда на кухне закончится совещание, встал и подошел к разорявшемуся телевизору. Как же его выключить, а?.. Из розетки, что ли, выдернуть?..
– Андрей, я сделал все, что мог, – сказал Саша с досадой. – Посадить его раз и навсегда в местный изолятор я не могу. И так адвокат мне истерику закатил! Существует… процедура. Мера пресечения – подписка о невыезде, и я тебе говорю – это самое большее, чего можно было добиться. Он ведь со всех сторон белый и пушистый, никаких судимостей, ничего!